— Он самый, — ответил Кероглу. — Верно, это Мехтер-Муртуз, указавший путь врагам нашим, предавший меня Болу-беку.

Хотел было Исабала вынуть меч из ножен, но Кероглу не дал.

Тут подъехали Дуния-ханум и служанка на конях. Кероглу спросил:

— Дуния-ханум, а это что за девушка?

— Это моя служанка, — ответила Дуния-ханум. — Если бы не она, не спасти бы нам тебя.

— Вот это дело! — сказал Кероглу. — Я думал, что на этот раз мы вернемся в Ченлибель с пустыми руками, а вышло иначе. Теперь мы везем удальцам сразу два подарка.

— Какие два подарка? — спросил Исабала.

Кероглу, указав на Мехтер-Муртуза и служанку, сказал:

— Один из них — вот этот, что отдал меня в руки врагу, а другой — эта женщина, что меня освободила. Какой же нужен еще лучший подарок для Ченлибеля?!

Словом, Кероглу, Исабала, Дуния-ханум и служанка, прихватив с собой Мехтер-Муртуза, поскакали в Ченлибель. Ехали они до тех пор, пока не доехали до ченлибельских гор. При виде их сердце Кероглу дрогнуло, слезы навернулись на глаза. Много раз бывал Кероглу на чужбине. Но никогда он не тосковал так по родным горам, как в этот раз. Повернулся он в сторону гор и запел:

КЕРОГЛУ В КАРСЕ

Долго ликовали в Ченлибеле, радуясь благополучному возвращению Кероглу из Эрзинджана. Наконец-то у удальцов отлегло от сердца. Они рассказали Кероглу, как ашуг Джунун принес им весть о его злоключениях.

— А где ашуг Джунун? — спросил Кероглу. — Я его не вижу.

— Мы отправили его в Тогат, — ответила Нигяр-ханум, — разузнать, что замышляет Хасан-паша.

Задумался Кероглу я сказал:

— Надо было послать его в Карс. Хасан-пашу я хорошо знаю. Да и ему известна сила нашего удара. Он не решится пойти на нас. Но Араб-Рейхан — человек смелый и притом он зол на меня.

Когда Кероглу, возвращаясь из Эрзинджана, подъезжал к Ченлибелю, надвигались сумерки. А беседа затянулась далеко за полночь. Наконец поднялся Дели-Гасан и сказал:

— Хватит! Пора разойтись. Кероглу устал, пускай отдохнет с дороги.

Удальцы разошлись, а Кероглу, подложив под голову бурку, уснул. Только забрезжило утро и солнце еще не успело взойти, а он уж поднялся. Взяв с собой удальцов, осмотрел он все горные проходы и подступы к Ченлибелю.

Видит, валлах, [127] удальцы так укрепили проходы, такие устроили засады, нарыли столько рвов, что какой там Хасан-паша, если даже сам султан соберет воинов со всего света и двинется на Ченлибель, и то ни одна душа не проникнет сюда.

Осмотрел он все, что следовало осмотреть, поручил, что следовало поручить, сказал, что следовало сказать, и позвал Дели-Мехтера:

— Принеси мне одежду ашуга.

— На что тебе она? — спросили удальцы.

— Хочу поехать в Карс. Надо разузнать, что собирается делать Араб-Рейхан.

Как ни убеждали его, как ни упрашивали удальцы: «Оставайся, дескать, пусть едет кто-нибудь другой, ты недавно вернулся, да и нехорошо сейчас оставлять Ченлибель», — ничего не вышло. Переоделся Кероглу, вскочил на коня и поехал к Карсу.

Долго ли ехал, коротко ли, не знаю, но только не успел он доехать до подножья горы Аладжалар, как видит из Карса едет какой-то всадник. Всмотревшись пристальней, Кероглу увидел, что это совсем еще юный паренек: о таких говорят, что усики у них лишь начинают пробиваться. «Вот хорошо, — подумал Кероглу, — остановлю-ка его, расспрошу, узнаю, что делается в Карсе».

— Эй, ты, стой! — крикнул он. — Откуда едешь? Юноша остановил коня.

— Из Карса.

— Куда держишь путь?

— В Ченлибель.

— А что тебе там нужно?

Юноша смутился, потом подумал немного и сказал:

— Так. У меня небольшое дельце к Кероглу.

Понял Кероглу, что скрывает тот что-то, и спросил:

— А что тебе до Кероглу? Какие такие у вас с ним дела? Разве ты знаешь его?

— Знаешь?! — заносчиво ответил юноша. — Да мы с ним дружки-приятели. Я в месяц два, а то и три раза езжу к нему.

Видит Кероглу, что тот хотя и здорово прихвастнул, но как будто парень он не из плохих, наверное что-то важное скрывает. И, решив «будь, что будет», он сказал:

— Я Кероглу! Говори, что ты хотел сообщить.

Тут Кероглу, поняв, что юноша не поверил ему, слегка расстегнул ворот, и блеснули под ашугской одеждой доспехи.

— Джан Кероглу, — сказал юноша, — прости меня! Я солгал, что мы приятели. Но сказал я это неспроста.

— Не беда. Говори, что ты хотел сообщить мне.

— Джан Кероглу, меня послала к тебе дочь карского паши, Хури-ханум. Знай — вот уже несколько времени, как туркменец Араб-Рейхан приехал и сидит в Карсе. Собирает он войско, чтоб двинуться на Ченлибель. Карсский паша обещал ему, если он возьмет Ченлибель, выдать за него Хури-ханум. Вот она и отправила меня рассказать тебе обо всем.

Кероглу принялся расспрашивать юношу. Спросило том, спросил о сем, но увидел, что тому больше сказать нечего. Знает он только то, о чем сказал. Задумался Кероглу — как ему быть: вернуться ль назад или поехать дальше? После долгого раздумья он спросил юношу:

— Скажи, есть у тебя в Карсе дом, или какое-нибудь жилище?

— Есть, а что?

— Если случится мне поехать в Карс, можешь ты приютить меня у себя на две-три ночи?

— Кероглу, как можешь ты спрашивать такое? Что я цыган какой-нибудь, чтоб у меня не было дома. Есть у меня и дом и старуха-мать, она может прислужить тебе. Все это, да и я сам в придачу, — твое.

— Тогда повороти коня, поедем!

От радости юноша не знал, что и делать. Хлестнув коня, он поскакал вперед.

Юноша впереди, Кероглу следом, к вечеру приехали они в Карс.

Около мечети юноша остановил коня и сказал:

— Слезай! Я живу здесь.

— Нет! — ответил Кероглу. — Раньше поведи меня к Хури-ханум. Я должен расспросить ее обо всем. Может, мне и не придется здесь остаться.

— Воля твоя. Тогда иди прямо по этой улице, а я отведу лошадей в конюшню и вернусь.

Кероглу сошел с коня, отдал поводья юноше и пошел по улице.

Отвел парень лошадей в конюшню, привязал, засыпал им ячменя, потом прошел к матери и сказал:

— Скорей приготовь все, что надо, у меня гость. А я побегу на базар купить чего-нибудь.

— Кто же твой гость, сынок?

— Смотри, только никому не проговорись. Это сам Кероглу! Ну живей!

И юноша бросился догонять Кероглу.

Теперь оставим его бежать и посмотрим, что случилось с Кероглу.

Шел он, шел вдоль улицы и дошел до какого-то богатого дома. Смотрит, стоит у окошка девушка и до того хороша она собою, что, как говорится, брось пить, есть, стой и любуйся ее лучезарной красотой. На вид ей не больше четырнадцати-пятнадцати лет. А сама высокая, стройная, точно кипарис. Брови черные, глаза черные, кудри черные, родинки на лице черные… Эх, будто бы говорит: месяц, — не выходи, выйду я, солнце, — не всходи, взойду я… Такая красавица и Кероглу! Забушевало сердце его, окрылилась, взметнулась душа, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел: